Ее большие голубые глаза – самое привлекательное в ее лице – были наполнены слезами. Веки вокруг ресниц и раньше были обведены розовым, как у белого кролика, но теперь белки глаз откровенно покраснели. Бледная кожа покрылась красными пятнами, и даже длинные шелковистые светлые волосы, казалось, увяли от уныния, в котором королева так долго пребывала.

Ирен энергично двинулась к ней. От моей подруги веяло действенной заботой, характерной для опытных медицинских сестер.

– Сегодня у вашего величества был беспокойный день! – энергично произнесла она.

– Ах, пожалуйста, не обращайтесь ко мне «ваше величество»! – сказала Клотильда тоном хныкающего ребенка, больного и невыспавшегося. – Я владычица лишь собственной печальной участи! Жаль, что я не могу вернуться домой и стать просто Клотильдой. Пожалуйста, зовите меня по имени, и мне будет казаться, что я снова среди моих дорогих сестер! Век бы не слышать ни о Богемии, ни о ее короле!

На лице Ирен появилось странное выражение: в нем смешались и глубокая симпатия, и печальное сочувствие. Она бодро присела на уголок шезлонга, еще не орошенный слезами Клотильды:

– А теперь успокойтесь. Все не так плохо, как вам кажется. Мы пришли к вам на помощь.

– Мне ничем нельзя помочь! – с плачем воскликнула Клотильда, уткнувшись тем не менее своим бледным лицом в плечо Ирен, затянутое шелковым платьем. Я считаю необходимым воздать дань глубокого уважения самообладанию моей подруги: она даже не вздрогнула, когда потоки слез хлынули на крайне неустойчивый к воздействию влаги розовато-лиловый шелк ее платья. – Расскажите ей… – обратилась Клотильда к Аллегре скорее просящим, нежели приказным тоном.

– Это было ужасно, – начала девушка тем негодующим тоном, каким Ирен прекрасно владеет в самые мелодраматические моменты своей жизни. – Мы были в зале, обсуждали платья и… Ах, Ирен, видели бы вы последнюю партию нарядов! Они великолепны! Месье Ворт делает их все лучше и лучше… Как же я мечтаю о своем первом платье от Ворта! – воркующим голосом добавила она.

– У тебя будет достаточно времени помечтать, после того как закончишь давать показания! – живо отозвалась Ирен, похлопывая Клотильду по вздрагивающему плечу и наблюдая за тем, как соленая влага пятнами оседает на тончайшем нежном шелке ее собственного платья.

Аллегра начала нервно расхаживать по комнате:

– Слов нет, какое это было потрясение! А мы так веселились после полудня! Королева еще никогда не была в столь добром расположении духа, – добавила она не без некоторого самомнения. – Все было замечательно! А потом вошел король.

– Король? – озадаченно переспросила Ирен.

– Да, именно он. Причем не постучавшись – он просто ворвался в комнату, этот громадный мужчина с лохматыми усами и бакенбардами. И забрал кукол.

– Король забрал манекены Ворта? Самолично?

– Нет, конечно же нет. С ним были три лакея, которые и унесли кукол. Но сначала Вильгельм сердито шагал по комнате и страшно ругался.

– Ругался? Из-за чего? – спросила я. Внезапное и грозное появление высокорослого короля напомнило мне о том, в каком неприглядном виде гигантский Голем шатался по улицам Праги. Кто знает, быть может, у обоих великанов имелась для гнева какая-то общая причина.

– Из-за манекенов. Он обвинил Клотильду в том, что она сама не знает, чего хочет, в том, что она… – Здесь Аллегра бросила быстрый взгляд на королеву, склонившую голову, и запнулась.

– Ты должна пересказать мне все, что сказал король, – промолвила Ирен, подбадривая девушку мягким, спокойным тоном. – Точно, слово в слово, все, что сказал король, какие бы обидные вещи ни звучали.

– Он обвинял королеву в том, что у нее совершенно нет ума, что она забавляется куклами, как ребенок, и что так больше продолжаться не может. Потом он щелкнул пальцами, появились лакеи и унесли манекены прочь. Король был так рассержен, что, не стесняясь, в присутствии слуг сказал, что у королевы нет ни вкуса, ни собственного мнения, ни чувств. И что… что Татьяна пожелала выбрать кое-какие платья для себя, и хватит заставлять ее ждать.

Мы молчали, оторопев от наглости Вилли.

Аллегра приблизилась к нам на один шаг и понизила голос так, чтобы ее слышали только мы с Ирен:

– Он ругал королеву, а в соседней комнате – я заметила – та порочная женщина ожидала манекены Клотильды! Затем король удалился – с Татьяной, лакеями и всеми куклами. В жизни мне не приходилось присутствовать при столь вероломной и жестокой сцене! Не могу поверить, дорогая Ирен, что вы могли что-то найти в короле. Он – чудовище!

Лицо моей подруги стало похоже на античную маску, символизирующую тревогу: вспышка Аллегры напомнила Ирен о прежнем знакомстве с королем, но всхлипывавшая Клотильда была погружена в собственные переживания и не слышала – или не понимала – никаких намеков.

– Чудовище, – повторила Ирен глухим голосом. – Похоже, так и есть.

Она вздохнула и легко погладила мягкие локоны Клотильды.

– Самое время прекратить оплакивать то, что уже не изменить, – промолвила она. Голос ее служил чудесным успокаивающим средством, которое она использовала, привнося в него равные доли искренности и артистичности. – Мы должны решить, как поступить дальше.

Клотильда, преодолев себя, отреагировала на голос, завораживавший тысячи людей. Глаза ее покраснели еще больше, но одно-единственное слово из сказанной Ирен фразы приободрило ее.

– Мы?

Ирен кивнула:

– В том, что касается платьев, я уверена, вы с Аллегрой нашли прекрасное решение. Вам больше не нужны эти глупые куклы: выбор уже сделан. Теперь осталось только послать заказы.

– Но платья уже унесли… – Клотильда была готова снова удариться в слезы.

– Неужели вы думаете, что месье Ворт не сохранил чертеж каждого наряда, что отослал вам? – снисходительно улыбнулась Ирен. – Он простой смертный, но в своем деле подобен великому Создателю. Ни одна оборка, доставленная в Прагу, Вену или Лондон, не пройдет мимо его взора. А сейчас вы с Аллегрой должны сесть, пока мысли еще свежи, и составить список всего того, что собирались приобрести. Ворт выполнит заказ.

– Но… мадам Нортон… – Королева отвела влажные льняные волосы, закрывавшие ее расстроенное лицо. – Похоже, вы не понимаете. Король вошел ко мне прямо в спальню, чего не делал даже после нашей свадьбы, и прилюдно приказал, чтобы мои – мои! – манекены отдали той женщине! Я не хочу говорить очевидные вещи в присутствии таких деликатных дам, как ваша милая сестра и мисс Хаксли, но ясно одно: Татьяна является предметом личного интереса короля, женщиной, которая в глазах Вильгельма намного лучше меня, которая является его…

– Любовницей, – прямо, без обиняков закончила за нее Ирен. – Но такое поведение вполне в духе королей: для них это естественно, как корона на голове. Вот, например, наш принц Уэльский… Моя дорогая, да у него целый гарем!